Роман Карцев: жена носила меня на руках

Уже давно «серьезный клоун» Роман Карцев, как он сам себя называет, покинул свой родной город. Хотя в душе по-прежнему остается одесситом Ромкой Кацем – из той Одессы, где «раки вчера были по пять рублей, но очень большие, а сегодня по три, но совсем маленькие…»

Всем своим девушкам сразу предлагал жениться

– Хотя я уехал из родного города 35 лет назад, периодически туда возвращаюсь. Гуляю по знакомым с детства улицам, во дворы захожу. Там все так же , как и было – куры бегают, поросята, белье висит… И на Привозе разговаривают как три десятка лет назад. Можно услышать: «Шоб ты был нам здоров!», «Почему нет, когда да?», «Помидоры уже хорошие или потом дешевле будут?», «Ой, мне все равно, лишь бы да!», «Шоб вы так жили, как я на это смеялся…».

Роман Андреевич, вы коренной одессит?

– Да, родители мои одесситы настоящие – в нескольких поколениях. Отец вырос на Молдаванке. Бабушка моя, его мать, пекла пирожки и торговала ими на Привозе. В семье было 11 детей, кто как хотел, тот так и рос. А по маминой линии народ был более культурным. Мой дед, ее отец, служил кантором (главный певчий. – Прим. ред.) в одесской синагоге. Мама работала на обувной фабрике. А папа был футболистом. Правда после войны играть он уже не мог – и по возрасту, и нога из-за ранения болела. Он стал арбитром, судил матчи. А вообще у него было столько профессий… Люди толпами собирались, чтобы посмотреть в его трудовую книжку – там больше тридцати мест работы было записано, с разными специальностями.

Помню, я как-то напялил на себя его трусы, майку, в бутсы огромные влез, набив их газетами, взял свисток и, посвистывая в него, пошел в школу. На меня в восторге пальцами показывали и провожали толпой. В школе на мой свист тоже все сбежались – и ученики, и педагоги: разглядывают меня, хохочут. А в это время папе, как назло, понадобилась форма – ему надо было идти судить матч. Знаете, что он сделал? Прибежал в школу, раздел меня догола и отправил домой. Хорошо хоть бабка-уборщица дала мне тряпку, я прикрылся ею и так, голый, бежал до дома.
После школы вы сразу пошли в артисты?

– Папа сначала заставил меня поработать. Год я учился на наладчика швейных машин, затем пришел на швейную фабрику «Авангард». В моем цехе было 80 девок – все из деревень, крепкие, налитые, кровь с молоком – ух! Несколько романов у меня там получилось.

Вы были влюбчивым парнем?

– Причем с кем бы я ни встречался, сразу предлагал жениться. Но почему-то никто не соглашался. Девочки шарахались, отговаривали: «Ты что, сдурел, Ромка?! Мы всего три раза виделись, а ты уже про женитьбу». Правда, потом некоторые и сами хотели, но было поздно. Но в целом относились ко мне барышни неплохо – я же был с юмором и симпатичный: шевелюра богатая, фигурка стройная, спортивный. Ну и на концерты со своим участием я девушек водил.

Прав Жванецкий: каждый привлекает своим. Про себя он говорит: «Я сразу девочке начинал читать. Этим и брал». А я для них что-то исполнял. В этом и суть: кто что умел, то и показывал.

Жену встретил благодаря Райкину

А как вы познакомились с Жванецким?

– Мы вместе оказались в студенческом самодеятельном, но по сути профессиональном, театре миниатюр «Парнас-2» при Одесском институте инженеров морского флота.

Когда я туда пришел, год сидел тихо, почти ничего не делал – не давали. А потом там начали ставить пьесу Жванецкого «Я иду по улице». Режиссер дал мне три роли, я их осилил, после чего меня зауважали. А еще через год меня вдруг пригласил в свой театр Аркадий Райкин. Прямо с этого спектакля – он посмотрел его во время своих одесских гастролей.

По окончании ко мне подошел наш директор и сказал: «Завтра Аркадий Исаакович ждет вас в 11.00 в санатории имени Чкалова. Только никому об этом не рассказывайте». По дороге домой я все же шепнул об этом Мишке Жванецкому, и тот поднял крик на всю улицу: «Идиот, как ты мог молчать?!». К утру про мой визит знала вся Одесса. И все стояли у входа в санаторий, ждали результата.

Райкин мне сказал: «Если вы согласны переехать в Ленинград, тогда идите и ждите – через два месяца мы пришлем вызов». Согласен ли я?! В 22 года попасть в такой королевский театр! Я тут же побежал, уволился с работы и сел ждать. Чудо свершилось – дождался. Едва начал работать, Райкин посоветовал: «У тебя слишком короткая фамилия, ее не запомнят, придумай что-нибудь другое – подлиннее». Хотя меня моя фамилия Кац устраивала, пришлось подчиниться.

Дальше в театр подтянулся Витя Ильченко (многолетний партнер Карцева на сцене. – Прим. ред.), распрощавшись с должностью начальника отдела испытаний новой техники в пароходстве, а чуть позже к нам приехал и Миша, тоже бросив свою работу – сменного механика в одесском порту.

Писал Мишка невероятно много – смешно, остро, но все его творения складывались Аркадием Исааковичем в сундук. А мы с Витей это подбирали и постепенно делали свой репертуар. Лишь спустя три года Райкин поставил спектакль Светофор по Мишиным произведениям.

А почему вы ушли от Райкина?

– Просто потому, что у нас давно появился свой собственный репертуар и мы трое – я, Витя и Миша – пришли к выводу: пора! Райкина наш уход рассердил по-настоящему.

Но это был мой второй и окончательный уход. А первый раз я увольнялся из-за того, что мы с ним разошлись в определении одесского юмора. Молодой я был, запальчивый, сгоряча еще что-то ляпнул, прямо на сцене написал заявление об уходе, которое было немедленно подписано, и уехал. Миша и Витя не успели и глазом моргнуть. Это был шок для всех нас.

Получается, вы предали свой слаженный коллектив?

– В общем, да. И мне было стыдно, потому что на самом деле Райкин к нам, и ко мне в частности, относился хорошо и играли мы с Витей очень много. Конечно, остыв и придя в себя, я стал писать ему, звонить, говорил, что хочу обратно. И Жванецкий с Ильченко ходили ходатайствовать за меня. Но мэтр смягчился лишь через полтора года. Но, скажу я вам, все в жизни происходит не зря. Именно в тот период краткосрочного возвращения в Одессу я встретил свою жену Викторию, с которой мы вместе уже почти полвека. А ведь не поссорься я с Райкиным, не повстречались бы. Понимаете? Судьба играет человеком.

Читать также: Михаил Жванецкий рассказал правду о своем здоровье

Приехали в загс на поливальной машине

Где же произошла судьбоносная встреча?

– Вернувшись в Одессу, я стал работать в симфоджазе – читал монологи Жванецкого. А 17-летняя Вика там танцевала в кордебалете. Вот и допрыгалась. Но не сразу. Мне было 27 лет, ей – 17. То есть я уже взрослый, а ей еще нельзя – несовершеннолетняя. Пришлось ждать. Хотя как только она мне понравилась, я по обыкновению сразу же предложил пойти за меня замуж.
Рост у Вики был 170 см, с каблуками получалось 180 см, а моя высота – 160 см. Наверное, со стороны мы смотрелись забавно, но мне нравилось глядеть на нее снизу вверх.

Свадьба ваша была большой – на всю Одессу?

– Нет, мы женились в Ленинграде. Расписываться в загс приехали на поливальной машине. Опаздывали страшно, а поймать на Невском смогли только поливалку за три рубля.
Интересная получилась свадьба. Из жратвы ведь тогда в магазинах ничего не было, а я накануне набрел на Невском в магазин, куда как раз «выбросили» гусей. За ними выстроилась огромная очередь. К счастью, продавец меня узнал, завел в подсобку и дал громадного гуся – на 12 кг. Для наших гостей это было настоящей роскошью, особенно для Жванецкого, потому что он у нас был первый едок. А гуляли мы как раз в его квартире. У Мишки была однокомнатная, а у меня комната этажом ниже. Гуся мы нафаршировали яблоками, но в узенькую духовку он не влезал. С проблемой справлялись вместе. Упирались в Витину спину, а он ногой заталкивал гуся в эту духовку. Когда гуся наконец запихнули и он стал запекаться, с него потек жир, и он сжался до невообразимости.

Мастер импровизации

Роман Андреевич, юмористы на сцене легко раскалываются?

– Лично я очень смешливый. И Райкин был такой же. Его смешили до истерики, он от смеха ни играть не мог, ни говорить. Поворачивался к публике спиной и хохотал. А однажды мы показывали фарсовую сценку, где играли трех старух из деревни, прописавшихся в городе. Я решил сымпровизировать и засунул голову в стоявший на столе казан. Залезть-то я туда сумел, а обратно вылезти не могу – застряла голова. Дергаюсь, пытаюсь снять этот котел – ничего не получается. Я уже и по полу кувыркаюсь, стараясь высвободиться. Райкин, уверенный в том, что это моя хохма, умирает от смеха. Я шепчу Витьке: «Помоги, сними казан». Он пробует – бесполезно, а Райкин все хохочет, думает, что это я его смешу. А у меня от боли голова раскалывается, уши горят, но вынуть меня Витя не может. Я взмолился: «Выведи меня за кулисы». А там тоже все подыхают со смеху.

Наконец когда поняли, что мне не до шуток, кто-то придумал, как меня освободить: взял что-то тяжелое и разбил этот казан прямо у меня на голове. Ужас! Я поранился, барабанные перепонки чуть не лопнули. Наимпровизировался, словом.

В прошлом году вы отметили почтенный юбилей – 75 лет. Как ощущаете себя, о чем
размышляете, что поделываете?

– На 76-м году жизни? После двух операций на сердце? Хорошо ощущаю. Вот уже больше года прошло, как мне их сделали: клапан ремонтировали, и я все больше убеждаюсь: это было второе рождение. Честно, когда пришел в себя после наркоза, мне реально показалось, будто заново родился. Ценю это. Иногда в кино снимаюсь, если режиссер нравится. Периодически на концерты выезжаю – сам выбираю, когда ехать и куда. Играю программу Избранное, которая состоит из классики Жванецкого и моих произведений. А вообще – люблю сидеть в тишине, на природе, смотреть на красоту и наслаждаться.

Читать также: Одесский кинофестиваль 2014 показал в фильме Поводырь реальный расстрел (ВИДЕО)

Смотреть онлайн-видео выступления Романа Карцева и Виктора Ильченко