Константин Меладзе: только к 45 годам я ощутил ценность семьи

Троечников в медики не берут

Когда вы поняли, что ваша жизнь будет связана с музыкой?

— Я влюбился в нее, когда мне было шесть лет. Услышал в кино полонез Огинского, и меня просто, как сейчас говорят, накрыло. До сих пор помню это фантастическое состояние. Я побежал к маме и сообщил ей, что пойду учиться играть на скрипке. Мальчик в том фильме исполнял полонез именно на скрипке, и у него так легко это получалось, что я решил: возьму инструмент — и тут же сыграю так же прекрасно.

В музыкальную школу меня взяли с большим трудом, потому что на экзаменах выяснилось, что я совершенно бездарен, у меня нет ни слуха, ни чувства ритма, ни голоса — ничего. «Отдайте мальчика на футбол», — советовали маме преподаватели. Но мама у нас человек настойчивый и целеустремленный, она возразила: «Сын хочет учиться музыке, и он имеет на это право!». Школа была при нашем нефтеперерабатывающем заводе, и там действительно имели право учиться все дети, вне зависимости от того, есть ли у них данные. В класс скрипки был острый недобор, и меня взяли.

Получалось у меня плохо, потому что все время ощущал скептическое отношение к себе со стороны преподавателей, а скрипка — это труд, на который тогда был не настроен. Учеба практически отбила всякое желание заниматься музыкой. Но, к счастью, в последнем классе мне дали преподавателя по фортепиано, которая изменила мое отношение. Она была молоденькой, на несколько лет старше меня, и у нее был совсем другой, не академический подход к обучению.

С ее помощью я открыл для себя музыку и вдруг понял, что на фортепиано можно подбирать нравившиеся композиции, в том числе совсем не классические, а даже рок или поп-музыку, и просто сошел на этой почве с ума. Играл с утра до ночи и в результате стал довольно приличным для своего возраста пианистом.

Тем не менее я был уверен, что из моего поселка пробиться в какие-то там музыкальные круги нет никакой возможности. Да и вообще у меня не было никаких планов. А у мамы с папой была только одна мечта: чтобы мы с Валерой благополучно окончили школу и не попали в колонию для несовершеннолетних преступников, как некоторые наши одноклассники.

Что же вы такое творили?

— Хулиганами были. Делали какие-то взрывпакеты, сбегали с уроков — в общем, доводили учителей до белого каления своими проделками. Вместо того чтобы идти в школу, мы с ребятами утром бежали на речку, где у нас был построен шалаш. Так и катились медленно, но верно по наклонной.

Но школу с грехом пополам окончил и поехал в Москву поступать в медицинский институт. Мама об этом мечтала, и я, круглый троечник, недолго думая отправился во 2-й Медицинский, где конкурс был — 10 человек на место. Документы у меня, тем не менее, приняли. Но на первом же экзамене по физике я получил «пару». Что мне оставалось? Отправиться домой и устроиться разнорабочим на завод.

Почти как Илья Муромец

Как же разнорабочий стал известным композитором?

— В 18 лет со мной произошла странная метаморфоза. Я вдруг очнулся, как Илья Муромец. Понял, что нужно браться за свою собственную жизнь, потому что иначе я ее упущу. Отправился в Николаев, поступил в Институт кораблестроения и отчетливо осознал, что это единственный мой шанс начать новую жизнь. Взялся за ум, напрягся, стал хорошо учиться.

Родители, слыша про мои успехи, наотрез отказывались верить. Папа в какой-то момент не выдержал, лично приехал в институт, отправился в деканат и, не веря своим глазам, пролистал мою зачетную книжку. Там были одни «четверки» и «пятерки». Он был в совершеннейшем шоке.

На семейном совете было решено на следующий год прислать ко мне брата — на перевоспитание. Валера к тому времени стал достойным моим преемником в деле хулиганства и школьных прогулов, только, привыкнув все делать с большой отдачей, хулиганил он тоже с душой и энтузиазмом и рисковал вылететь из школы. В общем, брата я принял, он поступил на курс младше меня, и мы стали учиться вместе.

И тогда же началось ваше совместное творчество?

— Чуть позже, курсе на третьем. Я, как и все студенты того времени, отправился в колхоз, «на картошку» (в нашем случае это были помидоры). Там мы проторчали два месяца. Помню, непрерывно шел дождь. Иногда нам приходилось пересиживать непогоду в бараках, а поскольку делать было категорически нечего, играли на гитарах и пели. Гитару я к тому времени уже сносно освоил, и старшие товарищи порекомендовали мне попробовать вступить в наш институтский клуб самодеятельности «Корабел». Я пошел на репетицию, увидел каких-то не очень хорошо музицирующих ребят и понял, что играю лучше них всех. Меня взяли клавишником. И все, судьба была решена!

Через месяц на репетицию пришел Валера — посмотреть, что я там делаю. Мы играли час или два, потом объявили перекур, и, пока все отдыхали, брат взял микрофон и запел что-то а капелла. Сначала мы ничего не поняли, подумали, что радио заиграло. А это Валера, оказывается. Его тут же взяли, сперва бэк-вокалистом, а потом и основным солистом ансамбля. Так вот с 1986 года мы и работаем в дружном тандеме: я пишу песни, а брат их исполняет.

30 лет уже прошло. Как вам удается сохранять крепкие братские отношения?

— Не могу припомнить, чтобы папа с мамой каким-то образом специально внушали, что мы должны быть ближе всех на свете, помогать друг другу. Нет! Наверное, личный пример родителей — самое лучшее средство воспитания. Надеюсь, я тоже сумел передать это своим детям: 16-летней Алисе, 12-летней Лии и 11-летнему Валере.

Мастер по развязыванию узлов

Помните свои ощущения в тот момент, когда узнали, что впервые стали отцом?

— Скажу откровенно: до меня очень поздно доходили какие-то вещи, которые в жизни по-настоящему важны. Тогда я не успел прочувствовать всю важность рождения детей, не насладился толком этим невероятным счастьем. Был одержим работой, музыкой, карьерой, жил в каком-то иллюзорном мирке, просиживая в студии с утра до вечера. Постоянно куда-то спешил, у меня в голове были только самореализация и куча всяких проектов, которых становилось все больше и больше.

Помимо работы с братом и группы ВИА Гра, занялся телевизионными мюзиклами, Фабрикой звезд, музыкой для кино. Проекты множились с каждым годом, и этот водоворот затягивал все сильнее. Я плохо понимал, что происходит вокруг. И только когда перевалило за 45, вдруг опомнился. Постепенно начал осознавать, что для меня главное, а что — второстепенное. И только тогда начал по-настоящему нуждаться в детях и личной жизни. Дети у меня просто замечательные!

Алиса: — Папа тоже замечательный. И то, что он занятой человек, значения не имеет. Мы отлично проводим время, когда едем на выходные на дачу, смотрим там кино и болтаем, вместе слушаем музыку. Одно время я занималась скрипкой. Правда, потом поняла, что пошла туда только из-за того, что меня привлекала форма этого инструмента. А поскольку у меня, как и у папы в детстве, особо не было ни слуха, ни голоса, бросила, не доучившись один год до получения диплома. Тем более что к тому моменту у меня уже появился другой интерес: нравилось экспериментировать со своей внешностью — краситься и делать прически. (Смеется.)

Константин: — Когда Алисе стукнуло 13, эти эксперименты приобрели масштаб настоящей революции. Она бунтовала и воевала с собственными родителями. Отвергала решительно все, что шло с нашей стороны, — идеи, предложения и советы — и категорически не понимала, почему ее ограничивают в чем-либо. Спорила с нами по любому поводу. Но спустя два года все начало налаживаться.

Хотя сколько я за это время узнал о переходном возрасте, сколько книг перечитал, со сколькими опытными людьми побеседовал… Это меня в какой-то степени утешило: в принципе все, что с Алисой происходило, укладывалось в рамки пресловутого переходного возраста. И я понял: от родителей в этот период требуется только терпение. Методично, каждый день потихоньку развязывать те узлы, которые возникают внутри взрослеющего ребенка. Без агрессии, без давления, без раздражения стараться скрупулезно, настойчиво обосновывать те или иные понятия и истины. Тут нужна доброта и терпение, терпение и доброта.

Огромные мужчины на самокате не ездят

Лия еще в опасный возраст не вошла?

— Пока что у нас с ней разногласий нет. И взгляды совпадают почти во всем. Она собранный, дисциплинированный человек, которому можно что-то объяснить, умеет принимать чужую точку зрения. Но ей пока только 12, а если говорить формально, то даже 4 лет нет.

В каком смысле?

Лия: — У меня день рождения 29 февраля. Понимаю, что это смешно, но мне кажется, что в те годы, когда 29 февраля на календаре нет, я не взрослею. То есть мне все восемь и восемь. А потом вдруг — раз! — и 12. Может быть, поэтому у меня все еще есть любимая игрушка — плюшевый мишка, которого купила в Австрии. Мы туда все время зимой ездим, на лыжах кататься. И папа с нами, но на лыжи пока не встал. Ни на чем не катается — ни на самокате, ни на велосипеде. Пытались научить, а он только смеется: «Где это видано, чтобы такой огромный мужчина на таком маленьком двухколесном устройстве ездил». Только плавает, как морж. Нас тоже научил, мы с Алисой занимались плаванием.

Папа никогда не ругает нас, лишь иногда говорит: «Непорядок!». Но вообще я не даю поводов, чтобы меня ругали: учусь хорошо, уроки делаю. Занимаюсь вокалом, хочу стать певицей или актрисой.

Как получилось, что Константин Меладзе, всегда работавший с женским коллективом, собрал бойз-бенд MBAND?

— Начинал я свою карьеру с работы с Валерием Меладзе, потом, после Фабрики звезд, у меня была группа БиС, так что проблем не возникало. Идея создать бойз-бенд зрела давно, но я понимал: чтобы провести полноценный кастинг, нужно масштабное телевизионное шоу. А когда все срослось, с огромным удовольствием начал с ребятами работать.

Ощущения удивительные — с ними как будто заново переживаю свою юность. Вспоминаю, что у меня 30 лет назад были схожие цели и устремления. Конечно, женский коллектив и мужской — это две большие разницы. Парни в основном идут в музыку из-за карьеры. Чтобы стать артистами, сделать это своей профессией — то есть с пониманием и надолго.

А у ряда девушек экран, сцена, подиум — перевалочный пункт, благодаря которому они перейдут на следующую социальную ступеньку, найдут мужа, познакомятся с интересными людьми. В ВИА Гре тоже было достаточно таких случаев, когда, поработав год-полтора, девушки выходили замуж и переставали заниматься музыкой — семья оказывалась важнее. Это нормально, но с парнями в этом смысле мне проще. Я их лучше понимаю.